Объектом описания как законодательных, так и исторических текстов является государство. Совпадает и субъект описания — в обоих случаях им также является само государство (эти тексты возникают не спонтанно, а по прямому государеву указу). Тем не менее, законодательные и исторические тексты разнятся в своих подходах и задачах. И если законодательство можно признать эле¬ментом, объединяющим различные культуры Дальнего Востока (японское законодательство строилось в соответствии с китай¬ским), то исторические сочинения, посвященные отечественной истории, в большей степени выражают специфику национально¬го, становясь действенным инструментом национальной (прежде всего, государственной) самоидентификации.
Каждый из сводов состоит из двух основных разделов — рицу и рё: (Тайхо: и Е:ро: обозначают соответствующие годам составле¬ния сводов девизы правлений). Рицу (кит. люй) представляет со¬бой «уголовный кодекс», а рё: (кит. лин) — установления относи¬тельно государственно-бюрократического устройства и системы землепользования («гражданский кодекс»). Такая структура по¬вторяет строение китайских законодательств.
Статьи уголовного права сохранились лишь во фрагментах. До¬шедшие же до нас статьи рицу однозначно свидетельствуют, что они были почти целиком (с минимальными изменениями) заим-ствованы из Танского законодательства. Статьи «гражданского кодекса» реконструируются практически полностью.
Подобная структура сохранности законодательных сводов по¬зволяет сделать вывод о неравнозначной ценности рицу и рё: в Нарской Японии. Законы рё: были действительно «работающи¬ми». Организация высокоцентрализованного бюрократического аппарата действительно строилась в значительной степени в соот¬ветствии с китайскими образцами, хотя в нее и было внесено не¬мало изменений, призванных обеспечить преемственность по от¬ношению к традиционным структурам власти (так, например, законом не определялся порядок престолонаследования, осуще¬ствлявшегося в соответствии с некодифицированными нормами обычного права). Применение же китайского уголовного права столкнулось со значительными трудностями, ибо вступило в кон¬куренцию с привычными нормами обычного права. Видимо, уже в этот период японцы отдавали предпочтение социальным фор¬мам контроля — надзор за исполнением правил поведения осуще¬ствлялся прежде всего самим обществом, а не развитой пенитен¬циарной системой. Эта тенденция хорошо видна и в современной Японии, где общественный порядок поддерживается не столько строгостью наказаний, сколько морально-этическим воспитани¬ем и неприятием всем социумом антиобщественного поведения.
В этой связи чрезвычайно важным является то обстоятельство, что сохранность Танского законодательства демонстрирует обрат¬ную тенденцию. Там намного лучше сохранность «уголовного ко¬декса», чем гражданского, что, видимо, свидетельствует о карди¬нальных отличиях в системе ценностей и принципов управления. Каждая новая китайская династия начинала с того, что вводила в действие новый уголовный кодекс. В Японии же мы наблюдаем противоположную картину: при введении «Тайхо: рицурё:» снача¬ла был обнародован «гражданский кодекс» (701 г.), а уже затем — «уголовный» (702 г.). Реальное функционирование рицу также имело ряд особенностей, смягчающих предписанные законода¬тельством наказания: показательно, что начиная с 810 г. и вплоть до установления военного сёгунского режима Двор неизменно за¬менял смертную казнь пожизненным заключением или ссылкой (отчасти, это, возможно, объясняется страхом перед «неуспокоен¬ным» духом покойного, способного к самым решительным и вре¬доносным действиям).
Интересный пример представляет собой посмертная судьба знаме¬нитого ученого, поэта и государственного деятеля Сугавара-но Митид-занэ (845-903). Будучи оклеветан, он умер в ссылке на Кюсю. Однако на доминировавший тогда в политической жизни род Фудзивара обру¬шилось столько внезапных смертей, что эти несчастья были приписа¬ны мести разгневанного духа Митидзанэ. В результате он был полно¬стью оправдан, документы о его изгнании уничтожены, ему вышло по¬смертное повышение в ранге, он был назначен (опять же посмертно) главным министром, в его честь возвели синтоистское святилище. С тех пор он стал считаться покровителем ученых занятий, а посвя¬щенные ему и разбросанные по всей стране храмы являются сегодня чуть ли не самыми посещаемыми. Основной контингент паломни¬ков — ученики, студенты, их родители. Что и неудивительно, учитывая пиетет японцев, испытываемый ими по отношению к образованию.
Таким образом, рицу в Нарской Японии — это скорее почти ритуальное благопожелание, нежели универсальный фактор фор¬мирования социальных отношений. Чрезвычайно показательно, что обнаруженные «учебные» моккан с фрагментами законода¬тельства содержат выдержки только из «гражданского», но не «уголовного» кодекса. Введение же «уголовного кодекса» в текст сводов обусловлено желанием социальной элиты возможно боль¬ше походить на эталон цивилизации, т. е. Китай. Однако реаль¬ный исторический процесс проходил не совсем в соответствии с законами писаными, и с течением времени мы имеем возмож¬ность наблюдать, как все больше из заимствованного постепенно отмирает, не сумев укорениться на чуждой почве. То же самое произошло и с рицу, что практически снимает вопрос об исполь¬зовании «уголовного кодекса» (его сохранившейся части) в каче¬стве сколько-нибудь надежного источника для непосредственной характеристики реально существовавших социальных отношений.
Что касается рё:, то здесь хорошо заметны усилия японских за¬конников адаптировать китайские установления к сильно отли¬чающимся условиям. Выясняя различия между ними, мы получа¬ем возможность оценить многие важнейшие институциональные параметры японского общества и государства.
Ревизия Танского «гражданского кодекса» проходила по сле¬дующим основным направлениям.
Контроль за делами на местах в Японии был фактически от¬дан на откуп местной знати — в отличие от Китая, где и управите¬ли провинций, и управители уездов назначались из Центра, в Японии назначению подлежали только управители провинций. Определяющая роль синтоизма в структуре официальной идеологии определялась созданием самостоятельного органа — Палаты небесных и земных божеств (Дзингикан).
В отличие от Китая, в японское законодательство включена специальная глава, посвященная правилам поведения буддийских монахов («Со:нирё» — «Законы о монахах и монахинях»), что свидетельствует о большей роли буддизма в государственной жиз¬ ни Японии (в Китае существовали законы, регулирующие дея¬тельность буддийской церкви и даосских отшельников, но они не входили в основное законодательство).
В отличие от Танского Китая земельные наделы в Японии выделялись не только мужчинам, но и женщинам. Обладали они и правом наследования. Это было связано с тем, что в японском обществе положение женщины было выше, чем в китайском (в Японии никогда не существовало ничего подобного китайско¬му обычаю умерщвления новорожденных девочек). Это подтвер¬ждается как существованием многочисленных «императриц» в VIII в., так и часто практиковавшейся матрилокальностью. В аристократических и околоаристократических кругах рождение в се¬мье девочки зачастую приветствовалось, поскольку давало потен¬циальную возможность выгодно выдать ее замуж и поднять собст¬венный социальный престиж.
При рассмотрении японских законодательных сводов необхо¬димо учитывать следующее обстоятельство. В Китае идеологиче¬ский комплекс государственного управления обеспечивался дву¬мя главными компонентами: законодательными сводами и ли (яп. рэй) — распространенной на все общество системой ритуалов, со¬ставлявших нерасторжимое единство с законодательными свода¬ми. Более того: ли обладает более высоким культурным статусом. В Японии же ритуалы ли были частично инкорпорированы в тек¬сты законодательных сводов и не имели самостоятельного значе¬ния (см. главу «Формирование государственной идеологии»).
Летопись «Секу нихонги» и законодательные своды являются наиболее важными письменными источниками «комплексного» характера по истории и культуре VIII в. Однако, поскольку гра¬мотность широко распространилась в высших слоях японского общества, существует немало и других свидетельств, которые при¬влекаются для уточнения, реконструкций и сопоставительного анализа.
Комментарии к законам. По мере развития древнеяпонской го¬сударственности практическое применение статей законодатель¬ного свода сталкивалось с различными трудностями. Так, по мне¬нию многих исследователей древнеяпонского права, краткость и лаконичность содержания большинства статей кодексов, а также изменявшиеся общественные реалии приводили порой к неадек¬ватному толкованию отдельных статей. Это вызывало к жизни по¬пытки разъяснять их «истинный» смысл.
Довольно быстро составление и комментирование законов пре¬вратилось в Японии в наследственное занятие (одна из ключевых ха¬рактеристик традиционного японского социума вообще). Появились семьи, занимавшиеся «юриспруденцией» из поколения в поколение (мё:бо:ка). С установлением сёгуната в Камакура они переехали туда из Киото для создания по существу новой законодательной базы. Сравнительно безболезненно японские законники адаптировались и к европейскому законодательству после Мэйдзи. Таким образом, за¬кон в Японии служил не только для консервации существующего по¬ложения, но и постоянно игран важную инструментальную роль в мо¬дернизации общества.
Толкование статей гражданского кодекса «Рё:-но гигэ» было составлено в 833 г. комиссией под руководством правого минист¬ра Киёвара-но Нацуно (782-837). Текст «Рё:-но гигэ» состоял из 10 свитков, которые в свою очередь подразделялись на 30 разде¬лов. До наших дней полностью сохранились 28 разделов, а также фрагменты разделов XXII и XXIV. Значимость «Рё:-но гигэ» чрез¬вычайно велика, поскольку этот памятник является важнейшим источником для реконструкции различных аспектов политиче¬ской, экономической, социальной и правовой истории Японии. Во-первых, материалы «Рё:-но гигэ» служат в наше время основ¬ным источником для реконструкции кодексов «Тайхо.рё» и «Ё:ро:рё», поскольку их оригиналы не сохранились. Во-вторых, «Рё:-но гигэ» содержит ценнейшие сведения о законодательстве и судопроизводстве в древней Японии. В-третьих, содержание «Рё:-но гигэ» позволяет выяснить, к каким сторонам политиче¬ской жизни правящая элита Японии проявляла наибольший ин¬терес, а какие стороны игнорировались. В-четвертых, изучение текста «Рё:-но гигэ» позволяет выявить, реализация каких поло¬жений «Тайхо:рё» и «Ё:ро:рё» вошла в противоречие с местной историко-культурной традицией.
Еще одним важным источником по истории Японии Нарского периода является «Рё:-но скхгэ» («Собрание комментариев к за¬конам ре:»). В отличие от «Рё:-но гигэ», этот сборник был состав¬лен по частной инициативе. По одной версии комментарии были составлены «знатоком законов» (мё:бо: хакасэ) Корэмунэ-но На-омото (859—930) между 877 и 886 гг. Существует также мнение, что текст «Рё:-но скхгэ» составлялся несколькими авторами по¬этапно и был окончательно завершен только к 920 г. Первона¬чально текст состоял из 50 свитков и 30 разделов, однако до наше¬го времени сохранилось только 35 свитков (23 раздела). Содержа¬ние «Рё:-но скхгэ» по сравнению с «Рё:-но гигэ» гораздо шире, поскольку здесь содержатся более пространные комментарии. Ес¬ли в «Рё:-но гигэ» присутствуют только два типа сообщений — текст соответствующей статьи закона и официальный коммента¬рий к ней — то в «Рё:-но скхгэ», помимо оригинального текста со¬ответствующей статьи законодательного свода и официальных комментариев к ней (имеется в виду цитирование комментариев из «Рё:-но гигэ»), текст «Рё:-но сю:гэ» содержит цитаты из более ранних источников (например, хроник «Секу нихонги», «Нихон ко:ки» — «Поздние анналы Японии», «Секу нихон ко:ки» — «Продолжение поздних анналов Японии» и др.), в том числе и та¬ких, тексты которых больше нигде не сохранились. Из «Рё:-но скхгэ» можно почерпнуть немало уникальной информации о по¬литическом устройстве, экономической и социальной истории Нарской Японии, а также о нравах чиновничества и администра¬тивной практике, о быте и культуре, о статусе буддийской общи-ны и т. д. Как и «Рё:-но гигэ», «Рё:-но сютэ» является источни¬ком, позволяющим выяснить различные особенности процесса рецепции китайского права в древней Японии, а также харак¬терные черты формирования собственно японской правовой тра¬диции.
Дополнения к законам. Как и в Танском Китае, в древней Япо¬нии существовало четыре основных типа законодательных актов: основные законы (рё: и рицу), а также дополнения к ним (кяку и сики). В китайском кодексе «Тан лю дянь» (739 г.) различие между этими типами актов объясняется так: «Люй (яп. рицу) определяют преступления с указанием точных мер наказания; лин (яп. рё:) ут¬верждают административную систему посредством создания об¬разцов; кэ (яп. кяку) исправляют сделанное неправильно путем запрещения нарушений закона; ши (яп. сики) устанавливают нор¬мы для ведения дел».
Получается, что если первые два типа законодательных актов {рё: и рицу) составляли каркас общегосударственной правовой системы, то два других типа юридических актов (кяку и сики), пе¬риодически объединяемые в сборники, являлись разновидностя¬ми административного законодательства, при помощи которых осуществлялось текущее правотворчество. При этом кяку вводи¬лись обычно в действие императорскими указами, а сики — рас¬поряжениями Дадзё:кан. Что до функциональных различий меж¬ду кяку и сики, то они состояли в следующем: кяку служили прави¬лами для всех органов управления и были общеобязательными для всех чиновников (в этом смысле наказания за неповиновение кяку были достаточно суровыми); сики же являлись формой ве¬домственного законодательства, регулировали правила внутрен¬него распорядка внутри учреждений. Этими правилами должно было руководствоваться то или иное ведомство и его чиновники (в этом смысле перевод термина сики как «церемонии», закрепив¬шийся в отечественной японистике, не совсем корректен). Иначе говоря, законодательство рё: и рицу имело общегосударственное значение и его соблюдение было обязательным для всех слоев на¬селения; кяку были нормативными актами, не отменяющими су¬ществующих долговременных установлений (рё:), но модифици¬ровали его; сики же являлись служебными инструкциями.
Важнейшим сборником кяку является «Руйдзю: сандай кяку» («Классифицированный сборник нормативных установлений трех периодов»). Текст «Руйдзю: сандай кяку» был составлен в на¬чале X в. на базе трех ранее обнародованных сборников кяку. «Ко:нинкяку» (820 г.), «Дзё:ганкяку» (869 г.) и «Энгикяку» (907 г.). Первоначально состоял из 30 свитков, но до нас дошло только 15. Само понятие кяку — довольно емкое и включает в себя по край¬ней мере пять разновидностей правовых актов: императорские указы, распоряжения Палаты большого государственного совета, распоряжения отдельных ведомств и распоряжения высокопо¬ставленных чиновников. В сохранившейся части памятника со¬держатся сгруппированные в 81 тематический раздел 1102 указа, охватывающие промежуток с 702 по 907 гг. За период с 702 по 794 гг. «Руйдзю: сандай кяку» содержит 163 указа, часть которых не вошла в другие памятники.
Основным источником типа «сики» является «Энгисики» («Внутриведомственные инструкции периода Энги»). Работа по составлению «Энгисики» комиссией под руководством правого министра Фудзивара-но Токихира (871-909) была начата в 905 г. С 912 г. ее возглавил старший государственный советник (дайна-гон) Фудзивара-но Тадахира (880—949). Составление памятника было закончено к 927 г. (введен в действие в 967 г.). Текст «Энги¬сики» сохранился полностью. Он состоит из 50 свитков и содер¬жит около 3300 статей. Первые десять свитков содержат регуля¬ции деятельности Палаты небесных и земных божеств. В свитках с 11 по 40 приведены внутриведомственные установления Дадзё:кан и восьми министерств. Свитки с 41 по 49 включают в себя служебные инструкции для подразделений министерств. На¬конец, в последнем 50-м свитке содержались «разные сики» (на¬пример, регуляция деятельности Управлений провинций).
(автор- Мария Брусилова, История Японии)
